О промыслительном различии между западным и восточным христианством
О ПРОМЫСЛИТЕЛЬНОМ РАЗЛИЧИИ
МЕЖДУ ЗАПАДНЫМ И ВОСТОЧНЫМ ХРИСТИАНСТВОМ
Вот наше кредо: восточное и западное Православие, восточное и западное Католичество по-прежнему составляют единую, Святую, Соборную и Апостольскую Церковь. Но христиане пленены народами и рассеяны между племенами, отсюда и раскол, имеющий в себе сугубо человеческую, часто даже националистическую закваску. И все пророчества Библии о том, что народ Божий должен некогда воссоединиться, возвратившись в Землю Обетованную, - это пророчество не о нынешних израильтянах по плоти, но о нас с католиками, которые некогда с Божьей помощью должны преодолеть в себе эту пленённость этносами.
Пророчество о присном единстве Церкви, о том, что врата ада не одолеют её, последняя молитва Христа, обязывают. А раз так, то различия между двумя основными христианскими конфессиями во многом и промыслительны. Промыслительно, на наш взгляд, и расхождение в Символе веры между православными и католиками, нечто подсказывая нам. Как евреев некогда Бог рассеял, чтобы научить другие народы Единому Богу, так и христиан Бог рассеял по конфессиям, чтобы выделить нечто очень важное, о чём всем нам надо размышлять.
+++
Святой Дух исходит от Отца. Зная, что Святой Дух не просто энергия Господа и Бога, пусть и нетварная энергия, но - Сам Бог и Сам Господь, мы верим в то, что это исхождение не было ни рождением, ни созданием. Бог Дух Сам исходит от Отца, т.е. действует в соответствии с Его волей, причём это соответствие имеет степень единства, а не тождества. Он совечен Богу Отцу и Богу Сыну.
Проще о Святом Духе в Фёдоров о Святом Духе.
Иногда исподволь заменяют слово «исхождение» словом «испускание». Это оправданно, если тем самым делают акцент на единстве воль Отца, Сына и Святого Духа. Однако слишком часто единство воль в божественном мире Троицы понимают не как единение любви, а как доминирование воли Отца. Но можно ли игнорировать то, что у каждого лица Троицы своя особая задача и миссия в творении и воссоздании твари? И если они подчинены одной общей Цели и одному общему Промыслу, то, конечно, это единство не является внешним, как имеет место практически во всех иерархических системах, но не является и безличным. Итак, для нас исхождение Духа именно от Отца означает, что Дух предвечно направляется к Сыну, к Телу Христову, чтобы воскресить Его и нас в Нём.
Бог Дух – Лицо. Что это означает для нас, христиан? Никто из христиан не может сказать, что он видел Лицо Святого Духа, но некоторые из нас знают признаки Его присутствия. Стяжание Духа – это обретение мира, любви и абсолютной свободы. Серафим Саровский в беседе с Мотовиловым сказал: «…надобно молиться лишь до тех пор, пока Бог Дух Святой не сойдёт на нас в известных Ему мерах небесной Своей благодати. И когда благоволит Он посетить нас, то надлежит уже перестать молиться». И дальше святой старец подробно разъясняет эту свою мысль и делает ещё раз особенный акцент: тогда «надобно и от молитвы упраздниться». Будь трезв, будь чист от всевозможных прелестей, ответственен и серьёзен в вопросах и внимай – будь достойным собеседником Бога – вот о чём учил наш великий святой. Но это уже замолитвенное состояние (до которого автору этих строк далеко), знать о котором нам, как бы ни были мы далеки от совершенства, необходимо, в частности, для того, чтобы понять некоторые узловые вопросы богословия.
И если даже нам, смертным существам, надлежит перестать молиться при стяжании Святого Духа, ибо предел и цель всякой молитвы это стяжание Духа, то как же Христу, когда Он обрёл Духа воскрешения из мёртвых, вознёсся и сел одесную Отца? Неужели в божественном пространстве Троицы, в пространстве абсолютного доверия и любви, Он просит Отца, уговаривает Его, кланяется Ему? Разумеется, нет. Слова «И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя…» (Иоан. 14, 16.), конечно, свидетельствуют о молитве Христа, но эта молитва есть Крест Его и уже отбывшийся вопль распятого Сына Божьего к Небу.
Сторонники юридизма в богословии разделяют жертву Христа и Его молитву. По их домыслам сначала осуществилось возмездие за нарушенный Закон и только потом Христос вознёсся и принёс моления о ниспослании Духа Святого.
Юридизм является антихристианским учением, поскольку, как и иудаизм по плоти, видит Закон самоцелью. Согласно этой ереси, ныне процветающей, Бог не может допустить, чтобы Закон оказался нарушенным, и ради его, по сути дела, Закона, удовлетворения приносится в жертву Сын (с Его согласия, разумеется). При этом юридисты полагают, что, заменив ветхозаветную букву Закона на новозаветную, они что-то переменили.
Православие тоже немыслимо без исполнения Закона. Но исполнить Закон вовсе не значит положить на его алтарь невинную жертву. Око за око – это языческий закон, так называемая кармическая реакция, закон смерти. И именно так юридизм понимает исполнение Закона. Он сделал из божественного Закона языческого идола и ему молится. (И, поскольку именно гностики в вопросе о первопричине сущего пытались подменить Кто? на Что?, юридисты и есть гностики.)
Закон выявляет грех (Рим.7, 7.) – вот его предназначение. И исполнить Закон – значит освободиться от греха покаянием и молением. Христос взял наши грехи на Себя и принёс Свои моления Отцу. И был услышан, и был воскрешён, и был исполнен Духом Святым (Иоан. 20, 21.) А когда Христос оказался исполненным Духом воскрешения и любви, Он уже не мог молиться, это было бы противоестественно, но беседовал с Богом в атмосфере доверия и любви, составив Ипостась единой Троицы.
Почему же Православное Предание настаивает, что Дух Святой исходит именно от Отца? (Мы согласны с этой великой догмой.) Быть может, - акцентируя внимание на иерархичной структуре Троицы? Нет, конечно, - это выдумка юридистов. Это они составили конституцию Троицы и ранжировали все Лица Троицы по порядку: 1) Отец – 2) Сын – 3) Дух Святой. Фундамент всякой иерархии - закон, но там, где правит любовь, закон не нарушается, - нет, он просто излишен, он упраздняется. Даже если мыслимый юридистами линейный порядок в божественном мире Троицы существует, он, этот порядок, эта милая их сердцу субординация, играет второстепенную роль, а самую важную роль играет дух доверия и любви, который вырастает из духа послушания, наследуя ему. Если ученикам своим Христос сказал: «Вы друзья Мои… Я уже не называю вас рабами…» (Иоан. 15, 14 – 15), то тем более это верно в божественном мире Троицы.
Мы не против иерархии в нашей земной жизни, в церковном устройстве, - в иерархии для вящего послушания. Однако многие из наших юридистов как раз и выступают против земной иерархии, взявшись судить, кто из иерархов - еретик, а кто не еретик, опираясь на своё, очень часто ущербное понимание патристики. Иерархию они вытесняют туда, где её быть не может – на Небо, в божественный мир Троицы, демонстрируя явное непослушание духу христианства. Ведь сказано о Духе Святом в Символе: "Иже со Отцем и Сыном споклоняема и сславима", но не сказано, что по-разному "споклоняема и сславима". Зачем же добавлять к Символу?
Но в настаивании Православного Предания на том, что Дух Святой исходит именно от Отца, есть глубокий и сокровенный смысл, - отличный от плотяного иудейства юридистов, которое (речь идёт об этом упорном настаивании) тем более удивительно и тем более заслуживает внимания, что в Евангелии имеется множество свидетельств, казалось бы противоречащих ему.
Считаем истиной, не требующей доказательства, что Бог Дух Святой исходит от Отца не по распоряжению, не по закону, не в рамках некоей субординации или небесной конституции, а в доверии и по любви. И поскольку воля Отца и воля Сына согласны, - стало быть, и от Сына? И вот вопрос: в символе веры изначально не было «Филиокве» лишь потому, что Символ должен быть лаконичен, и излишне говорить о том, что и так ясно тому, кто видит в Троице не Закон и не Иерархию, а любовь и атмосферу доверия? Так считают католики: дескать, пусть люди верят, а если не могут верить, пусть осмыслят силлогизм: Дух также почитаем, как и Отец, воля Сына и воля Отца согласны, следовательно, Дух исходит и от Сына.
Но католики неправильно так считают. Филиокве отсутствовало в древних текстах Символа не ради лаконичности, а по глубокому, интуитивно постигаемому отцами смыслу. Позитивный смысл категорического отрицания «филиокве» вот он: наступила мировая ночь, Иисус Христос, Сын Божий, мёртв, Божественная воля Его, как и человеческая, субботствуя, замерла. И мы, православные, находимся в этом времени и только в этом времени, проникая сквозь толщу времен. И тогда Дух Святой исходит именно от Бога Отца – от Отца нашего и Отца Сына Своего единородного, чтобы воскресить Сына и умерших в Нём. Ведь был же Он в аде (Деян, 2, 31.), - и вот этот спасительный для нас момент и фиксирует православный Символ веры, читаемый накануне Евхаристии.
Слова «тьма не объяла Его» (Иоан. 1,5) мы понимаем как констатацию неразрывности божественной и человеческой природы Христа и там и здесь. Может быть, и нельзя сопрячь Божью волю со смертью, но что она может уснуть, свидетельствует Писание. Неслиянность же двух Его природ проявляется не в смерти, как явствует в монофизитской ереси (что будто бы Христос одной своей частью страдал, а другой блаженствовал), а в жизни, в позитивном и конструктивном различии двух согласных воль, Божьей и совершенной человеческой, дабы они оказались неслиянными.
Данную версию я предлагаю как гипотетическую альтернативу идеологии раскола, которая дышит враждебностью по отношению к западному католичеству, - альтернативу, возникшую на двух допущениях: 1) различие в Символах веры православных и католиков (в отличие от многих других, иногда весьма суетных, мирских и националистических, недоразумений) не от пленения их народами, но промыслительно; 2) православный символ веры – это не просто более лаконичный текст, нежели у католиков (однако, якобы согласный по умолчанию с католическим), но несёт в себе важный догматический смысл, которые католики не в состоянии понять в разъединении с нами.
Символ веры читается в храме перед вкушением Хлеба и Вина. И лишь в Святой Евхаристии происходит соединение Тела и Крови Христа в единый живой организм силою Духа Святого. Происходит воскрешение Христа в нас, и каждый из нас становится (или же должен стать) членом обновлённого Тела Христа. А если не так, то каждый из нас уносит в себе частичку Тела Христа, и старается жить так в Духе, чтобы частички некогда соединились в одном Теле совершенного человечества Христа. Происходит умирание и воскрешение Христа, но я не говорю «ещё раз», - решительно, нет: в ходе Литургии имеет место мистический перенос верующих в то время, когда решалась судьба мира и свершалось наше спасение. (По слову Ап. Павла (Евр. 9, 24 – 26.)) И этот наш перенос во времени изображает целительное и воскрешающее воздействие Духа Святого, потому что Дух Святой это не нечто внешнее для нас, но Сам Дух верования и верующих, устремлённых к Богу и от Бога. Потому что Дух не только говорит в пророках, т.е. не только способен проникать в будущее, но и в прошлое иначе, чем памятью, господствуя над временем.
И здесь уместны следующие слова ап. Павла:
«…верующих по действию державной силы Его, Которою Он воздействовал во Христе, воскресив Его из мёртвых» (Еф. 1, 19 –20)
Обращаем внимание: по действию одной и той же Силы и верят и воскрешают. Речь идёт о такой силе Бога, которая и воскрешает и приводит к вере. И что вера через Бога оказывается сдвигающей гору, т.е. воскрешающей Христа, и от Него же получающей силу ещё больше верить, - неужели будет награждена эпитетами гордая, амбициозная, тщеславная? Если же нет, то вот она, Литургия, вот оно Общее Дело Бога и Человека, о котором писал Н. Фёдоров, живущая только в наших православных храмах и незнакомая бедным католикам!
О. Андрей Кураев: «Для православия, как и для протестантов, есть лишь одна Жертва — принесенная Христом. Чудо же Евхаристии состоит в том, что мы можем принять участие в той самой Вечере, на какой Христос подал свою Чашу "всем", а не только апостолам. Истончается толща времен и пространств, что отделяют нас от той Чаши, и из рук Христа мы приемлем ее же».
Итак, православный символ веры с категорическим исключением «Филиокве» имеет смысл только как часть Литургии, поскольку он читается накануне Святой Евхаристии. Если же брать Символ веры отвлечённо от Литургии, тогда как будто бы правы католики. Вот, например, слова евангелиста Иоанна:
«Иисус же сказал им вторично: мир вам! Как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас. Сказав это, дунул, и говорит им, примите Духа Святого…» (Иоан. 20, 21 – 22.)
Достойно внимания: сначала действие Христа – дуновение, - а затем Его слова «примите Духа Святого». Казалось бы, прекрасное подтверждение правоты католичества. Однако Дух Святой – это не Энергия (даже если писать это слово с большой буквы). Дуновение Христа означало следующее: вот Я дышу, как и всё живое, Я воскрешён, а значит Дух Святой, Дух Отца Моего достиг Меня и воскресил Меня». Хочу сказать, не Духом Святым дунул Христос – тогда какой смысл был бы во вторичном излиянии Духа Святого? – а Его дыхание свидетельствовало о присутствии воскрешающего Духа Святого, Которым ученикам Его предстояло креститься.
Однако, когда Христос вознесся и воссел одесную Своего Отца, излияние Духа Святого уже не могло быть помимо Его, Христа, воли. (Ведь говорит же о чём-то слово «одесную».) И не могло быть уже результатом моления Сына, если наш великий святой, Серафим Саровский, прав. (А говорил-то он точно уж не от себя.) А значит, в День рождения Церкви Дух Святой исходил и от Отца (в смысле «следовал Его воле»), и от Сына. Как и написано: «Итак, Он, быв вознесён десницею Божиею и приняв от Отца обетование Святого Духа, излил то, что вы ныне видите и слышите» (Деян. 2, 33.) Сначала Святой Дух исходит от Отца, а потом и от Сына.
Нам достаточно внятно: Он, Христос, излил. Но хочу быть понятым: я вовсе не отрицаю важнейшую догму Православия «только от Отца», но – лишь хочу подчеркнуть, что православный Символ веры (с акцентом на категорическое исключение «филиокве») верен только в Литургии - в Общем Деле, накануне Евхаристии, когда верующие мистически переносятся в роковую годину времён воскрешающим Духом, когда свершалось Великое Искупление и мир погружался во тьму, ставшую не сразу Предрассветной. И в диспозиции к Католичеству цвет православной обрядности – цвет мистической Ночи, чёрный.
Тезис же «филиокве» верен уже Днём. И в диспозиции к Православию цвет католической обрядности белый.
Это как если бы два человека, находясь на разных полушариях Земли, разговаривали по телефону. Один из них смотрит в окно и говорит: «Ночь!», а другой – «Нет, день!» А рассудок возмущается: «Не может такое быть, чтобы в одно и то же время были и ночь, и день. Одно из высказываний – «ересь». И раскол наших конфессий имеет место лишь тогда, когда мы даём слово глупому рассудку, властелину мира сего.
Мы знаем: как день немыслим без ночи, так и ночь – без дня. Но имеем возражение против католического Символа веры, читаемого в их храме. Если «филиокве» упоминается в католическом храме, тогда воскрешение уже произошло, и тогда Христос снова и снова в каком-то неизбывном коловращении, прикованный к повторяемости цикла Закона, пресуществляется в Хлеб и Вино. В нарушение слов ап. Павла о единственности, разовости Жертвы. В то время как для православных Жертва одна и навеки:
«Ибо Христос вошёл не в рукотворённое святилище, по образу истинного устроенное, но в самое небо, чтобы предстать ныне за нас пред лице Божие, И не для того, чтобы многократно приносить Себя, как первосвященник входит во святилище каждогодно с чужой кровью; Иначе надлежало бы Ему многократно страдать от начала мира. (!!!) Он же однажды, к концу веков, явился для уничтожения греха жертвою Своею.» (Евр. 9, 24 – 26)
Но в Символе веры разве не написано о воскрешении Христа? Конечно, написано! И добавлено: «по Писанию». Но в тот мистический момент, когда осуществляется последнее действо Литургии, Малый вход с выносом Евангелия уже произошал, а Литургия продолжается! И нам даётся возможность присутствовать там и тогда, где и когда осуществлялось Борение, Смерть и Воскресение – не в Хронике, а в самой Жизни.
И здесь снова хочется привести слова о. Андрея Кураева:
«Это значит, что восточно-христианская литургика точно сохранила изначальный религиозный архетип. Католическое литургическое богословие восприняло сакральное время как время мирское, которое может повторяться "властью священника" вновь и вновь».
Впрочем, в католическом катехизисе содержится свидетельство правильного понимании сути Евхаристии:
«В библейском значении слово воспоминание означает не просто воспоминание о событиях прошлого, но провозглашение чудес, которые Бог сотворил для людей. В литургическом праздновании этих событий они неким образом обретают реальное присутствие в настоящем времени». (1362)
«Жертва Христа и жертва Евхаристии - единое жертвоприношение: "Это одна и та же жертва, это Тот же, приносящий Себя сегодня в служении священников, Кто тогда Сам принес Себя в жертву на Кресте. Только форма приношения различается". "В этой божественной жертве, которая совершается во время Мессы, Тот же Христос, принесший Себя один раз в кровавую жертву на алтаре Креста, присутствует и приносится в жертву бескровную". (1366)
«В Крещении мы были призваны стать единым телом. Евхаристия претворяет в жизнь этот призыв». (1395)
Так что мы в заключительном акте храмовой Литургии мы подлинную настоящую смерть Христа возвещаем, а не прошлую повторяем, и Его подлинное и настоящее воскрешение возвещаем, а не прошлое напоминаем себе. Как пророки Духом присутствовали в будущем, так и мы во время Евхаристии Духом переносимся в прошлое и присутствуем в прошлом как настоящем.
И всё же чисто онтологически католический символ веры (читаемый вне Храма) правилен. Христос поистине воскрес, сидит одесную Отца, и Святой Дух исходит (именно исходит, а не испускается!), как согласно воле Отца, так и Сына. Чтобы понять, как такое может быть, представьте два человечества: одно настоящее, поставившее великую цель Общего Дела, а другое будущее, когда это же человечество в лице его потомков достигло этой цели и властвует над временем и пространством. Между этими двумя человечествами должна быть неслиянность во избежание временного парадокса. (отличная иллюстрация – фильм «Интэрстеллар».)
Таким образом, примирение между двумя конфессиями по этому важнейшему догматическому вопросу видится в следующем. В Храме, во время Литургии, следует читать только православный символ веры, - и от католиков надо требовать того же, если желаем, чтобы наши конфессии объединились; в миру же, при дневном свете, - можно и католический, как проповедь того, что великая цель достигнута. Ибо Святой Дух нисходит (Сам нисходит, никто Его приказом не понуждает) и в доверительном согласии с ипостасной волей Отца, и в доверительном согласии с ипостасной волей Сына, воскрешение Которого не исторический факт, а результат деятельной веры в воскрешение.
Оговоримся: поскольку мы находимся в тварном мире, то с неизбежностью мыслим категорию «исхождение Духа» в пространственных терминах. Это вносит разлад в саму коммуникационную базу богословия. И если заходит речь о Перемещении и Движении, то лучше употребить слово «энергия» или же «Слава Божья», например, видимая в определённом месте, скажем, на горе Фавор или в сердце молчальника. Что же касается исхождения Духа Святого, то речь не может идти даже о духовном перемещении. Чьей воле внемлет? – вот адекватный перевод вопроса об исхождении Духа. Поэтому, если мы Воскресным Днём придём к выводу, что Дух внемлет только Отцу, получится абсурд, - что будто бы Он не внемлет Сыну.
Отсюда вытекает потрясающий вывод: как только мы соберемся и начнем уже вне храма делать Общее Дело, так и Христос окажется с нами, как если бы наше дело уже исполнилось и Второе Пришествие осуществилось. Потому что участие в воскрешении – это уже и есть непосредственно воскресение: время перестает иметь какое-то значение. Отсюда и смутное наитие о молниеносном мгновении Второго Пришествия.